— Всего два денечка?
— Да, Марысенька. Только два денечка. Войско кадровое я не успел получить. Война в дороге застала. Куда податься? И вот к вам. А у вас разве войско? Приписники, не принимавшие присяги.
По рации застучала морзянка. Радистка спохватилась:
— Ой! Нас спрашивают: почему замолчали? Что случилось? Скорей диктуйте.
— Передаю, Марысенька. Диктую: "Наголову разгромлен". Передали?
— Нет еще. Может, измените?
— Никогда! Передавайте: "Наголову разгромлен и принужден к капитуляции. Нами захвачено семьдесят пять лошадей, восемь повозок с грузами, центнер сала, пять живых свиней, двадцать живых гусей, сто кур, тридцать уток и четыре индюка". Передали — четыре индюка?
— Передала.
— Хорошо! Едем дальше. "Весь гарнизон обоза в количестве ста человек пленен вместе с оружием". Передали — с оружием?
— Да, да.
— Блестяще! Двинулись дальше. "В числе захваченных в плен генерал повстанческой армии всея Украины и личный представитель какого-то президента вместе со свитой. Жду ваших приказаний. Точка". Все!
Балабонцев не успел закурить папиросу, как застучала ответная морзянка.
Радистка поспешила доложить ее.
— Ноль первый передает, — сказала она: — "Очень занят важной работой, но ради такого случая немедленно откладываю все и выезжаю. Всем участникам "Блудной овцы" личная благодарность".
— Ну-с, Марысенька, — потер руки Балабонцев, — теперь можно и покурить. Дорога к Чапаеву началась.
— Вы хотя б генерала и этого представителя президента мне показали, выключая рацию, попросила радистка. — А то увезут, и не увидишь.
— Увидишь, Марысенька. И генерала, и личного представителя президента… Только, пожалуйста, не сейчас. Сейчас их благородие генерал отдыхает, а личному представителю президента я приказал заткнуть рот кляпом, так как он не в меру говорлив. Чуть не склонил на свою сторону мой взвод. Подбежал, смотрю, а его уже на руках качают. Вот сукин сын! И есть же ловкачи такие!
— А ну-ка, Балабонцев, показывай своего пленного генерала повстанческой армии всея Украины! — пророкотал командир батальона капитан Рубцов, подходя к стоянке третьего взвода. — Посмотрим, что за птица, зачем она сюда залетела.
Младший лейтенант Балабонцев вскочил из-за стола, где он только что доел трофейную курицу и теперь в ожидании, пока ординарец подаст чай, распекал Щечкина за то, что тот так опрометчиво вступил в переговоры с вражеском элементом.
— Идите и чтоб впредь мне смотри! — только и успел он крикнуть и сейчас же обратился с рапортом к комбату: — Товарищ командир! Личный состав взвода после ночного успешного боя отдыхает. Пленные и трофеи под охраной.
— Хорошо, что отдыхают. Добре! — похвалил Рубцов и протянул руку: — Ну, здравствуй, герой "Блудной овцы". Рад. Поздравляю! А парнишку за что же? Чем провинился? — кивнул он вслед партизану.
— Боец хороший, но размазня, — сказал Балабонцев. — Злости к противнику не имеет. Жалостлив, как баба. Чуть не лезет с противником целоваться. Прошу к столу, товарищ командир. Позавтракать. Я приказал для вас зажарить трофейного индюка.
— С индюком разделаемся после, а сейчас генерала мне… генерала надо посмотреть, допросить. Фигура-то не малая. Командующий войск всея Украины!
Балабонцев замялся:
— Посмотреть можно, а допросить… допросить нельзя, товарищ командир.
— Как нельзя? Почему?
— Он заминирован. В карете.
— Кто заминировал? Что за чушь?
— Сам себя заминировал в целях безопасности. И к тому же пьян. А впрочем, может, и проспался. Давайте посмотрим.
Они подошли к карете, охраняемой часовым — пожилым рабочим, вооруженным винтовкой.
— Спит? — спросил Балабонцев, кивнув на карету.
— Храпит, — ответил часовой.
— Разбудить! — приказал Рубцов. Часовой забарабанил в дверь прикладом:
— Арестованный! Проснитесь! Да очнись же. В карете послышались сонное мычание человека, сладкая зевота, хруст костей и протяжное и-е-ха-ха-ха!
— Господин генерал! — постучал в оконце Балабонцев. — Вас можно на минутку?
— Чем могу быть полезен? — ответила карета.
— Имеем честь сообщить вам, что вы вместе с вашим войском захвачены в плен. Ваше дальнейшее сопротивление бессмысленно. Выходите. Сдавайтесь! Мы гарантируем вам жизнь, оружие, награды.
— Милостивый сударь, — заговорил «генерал». — Зачем уговаривать куму, если она засватана. Не тратьте даром слов. Если бы плен был раем, я бы с удовольствием поднял руки и отправился туда, но, поскольку плен всегда был адом, я лучше предпочту голодную смерть или долгое ожидание того часа, пока меня не освободят те, кому это положено.
— Фанатик. Что с ним? — отступился от кареты Балабонцев. — Под колеса мину и к богу в рай.
— Вы, сударь, как вижу, привыкли пугать, — послышалось из кареты. — А на пугало ноне и вороны хотели чихать.
Балабонцев выхватил из кобуры пистолет. Рубцов отстранил его плечом:
— Подожди, не горячись, я сам поговорю, — и, вынув из кармана темно-синих галифе коробку спичек, портсигар, протянул это через оконце в карету: Господин генерал, прошу вас, угощайтесь.
— Вот это другой разговор, — ответил человек из кареты. — За чаркой да цигаркой и упрямую сосватали.
Комбат с любопытством читал еще рекламу на карете, как в оконце повалил дымок и оттуда просунулась дегтярно-черная борода.