Тринадцатая рота - Страница 25


К оглавлению

25

— Разбежалось. Убежало, пан начальник. Кто в лес, кто в дебри кукурузы… Но подождите же. Подождите, бесовы души! — погрозил кулаком в сторону леса староста. — Вы еще узнаете, кто такой Гнида, дай только подкрепление придет. И пояснил: — Подмогу я запросил из Луцка. Обещали.

— Сколько? — спросил Гуляйбабка.

— Сколько погибло. Восемь хлопцев обещали прислать, пан начальник. Все, как есть, восемь.

— Значит, надо выкопать шестнадцать?

— Точно так, пан начальник.

Гуляйбабка обернулся к сопровождавшим его лицам, неотступно следовавшим за ним и готовым тут же уловить его распоряжения.

— Помощник президента по свадебным и гробовым вопросам!

Подлетел длинноногий Цаплин в темном траурном фраке:

— Слушаю вас.

— Господин Цаплин! Распорядитесь вырыть восемь могил для погибших за фюрера. И… и восемь резервных, чтоб господин староста не испытывал в этом нужды. Имея такой резерв, он сможет лучше сосредоточиться на решении задач, поставленных фюрером.

— Я вас понял. Разрешите начать?

— Да, да. Поторопитесь. Нам дорог каждый час. Нашей помощи ждут в других местах.

Цаплин, тронув край черного цилиндра, быстро ушел. Гуляйбабка позвал заведующего протокольным отделом:

— Господии Чистоквасенко! Составьте протокол о безвозмездной помощи господину Гниде. И заготовьте удостоверение о награждении господина Гниды медалью БЕ.

— Есть! Будет сделано! Но дозвольте спросить: медаль какой степени? Первой или второй?

— За такие заслуги, господин Чистоквасенко, может быть награда только одной степени — высшей. Черная лента уже на шее господина старосты. Разве не видите?

— Извиняюсь. Не заметил. Спешу подготовить наградные документы.

С кадилом в руке подошел отец Ахтыро-Волынский. Длинная черпая мантия на нем едва не волочилась по земле, широкие рукава развевались. На груди на оловянной цепи висел большой серебряный крест с изображением распятия Иисуса Христа.

— Мир праху их, — махнул он кадилом над убитыми полицаями. — Скатертью дорога в рай божий. Кто хозяин убиенных? С кем разговор вести?

— Я, батюшка. Со мной, — поклонился Гнида.

— Отпевать вознамерены или закопаете без оного?

— Отпеть, батюшка. Непременно отпеть. За труды, сколь надо, заплачу.

— Само собой. Без оного я бы и рукавом не махнул. Время эвон трудное! Уголь в кадило и тот чего стоит, не говоря о мирских хлебах.

— Сколько вам, батюшка?

Отец Ахтыро-Волынский покосился на тощий бумажник старосты:

— Панихида в храме стоит сто целковых за усопшую душу. Я же, как священник богоугодного БЕИПСА, беру со скидкой десять процентов. Паче того, еще сброшу рублишко. Уголь, яко вижу, есть.

— Скиньте еще малость, отец наш. Деньжонок совсем маловато, — взмолился староста. — Налоги еще не собрал. Кругом саботаж. Отпевать-то не отдельно, а разом всех.

Отец Ахтыро-Волынский поскреб перстом обгоревший на солнце нос, махнул рукавом:

— Бог с вами. Тако ж и быть. Скину еще два процента за оптовый отпев. — И, обернувшись к гревшемуся на пожарище полицаю, крикнул: — Отрок божий! А заряди-ка мае угольком кадильце. Да подымней, подымнее каким, чтоб подольше чадить.

Помощь старосте Гниде началась. Члены "Благотворительного единения" трудилась горячо, сбросив с плеч рубашки. Они за какой-то неполный час отрыли близ сгоревшей комендатуры шестнадцать могил полного профиля и установленного стандарта, а дабы в «резервные» могилы не упала блудная скотина или пьяный полицай, обнесли их забором в три жерди.

Растроганный пан Гнида не знал, как и чем отблагодарить за помощь. Он слезно умолял важного гостя остаться на поминки полицаев и отведать горилки со свежей телятиной, нашпигованной луком, но гость любезно отказался.

— Мы весьма признательны вам за приглашение на столь важный ужин, сказал, поклонясь, Гуляйбабка. — Рады бы разделить с вами эту горькую трапезу, но торопимся оказать помощь фюреру.

— Ай, жаль! Ай, жалко, пан начальник! — вздыхал Гнида, успевший вырядиться в новый костюм, сильно пахнущий нафталином. — Ну возьмите хоть что-нибудь. Хоть бутылягу горилки или полтеленка. Жареный теленочек. Смачный теля, пан начальник.

— За горилку спасибо, а телятину, пожалуй, взять можно, — почесал за ухом Гуляйбабка и обратился к кучеру: — А вы как считаете, Прохор Силыч?

Сидевший на облучке с вожжами в руках разнаряженный в кучерские доспехи Прохор облизнул усы:

— Взять надо, сударь. Чего ж не взять. В дороге все пригодится. Да и горилку, если хороша.

— Та добрая. Очень добрая, пан начальник, — расхваливал староста. — Из чистого сахара. От одной кружки глаза на лоб лезут. Ай какая горилочка! Ай какая!

Вместе с окороком жареной, еще теплой телятины на телегу начпрода погрузили ведерную бутыль горилки. При этом староста путано просил:

— Выпейте за мертвых. Во здравие… За упокой их. Меня. За старосту Гниду. Вспомните. Не забудьте…

— Не забудем. Вспомним. Помянем, — старался поскорее отвязаться Гуляйбабка от назойливого старосты, но не тут-то было. Гнида с цепкостью сухого репья ухватился за рукав.

— Фюреру. Хвюреру расскажите обо мне. Хоть одно слово. Хоть полслова. Хоть только назовите фамилию, пан начальник. Мол, Гнида… Гнида очень любит вас.

— Скажу. Непременно скажу. Да пустите же, Гнида! Эка прилипли! Прощайте! Счастливых похорон!

Гуляйбабка вскочил в карету и, выхватив из картонного ящика патефонную пластинку, протянул ее старосте:

25